Наверное, ей пора поворачивать назад, во дворец. Эвридика будет ждать ее, чтобы показать рисунки. Лина может насладиться милым обществом маленькой призрачной девушки, а потом искупаться в ванне... Нет, никаких обливаний на балконе... об этом даже думать не хочется... просто долго и спокойно лежать в горячей воде. То время, что ей осталось провести в Подземном мире, она будет просто избегать Гадеса. Это не составит особого труда. Он ясно дал понять, что слишком занят и она его не интересует. Так что вместо того, чтобы бегать за этим богом, она лучше побольше времени проведет с Эвридикой, но ей нужно быть честной с девушкой и сразу объяснить, что в Подземном мире она ненадолго. И еще надо будет предупредить Эвридику, чтобы она была поосторожнее с Яписом и не спешила влюбляться него. Он, конечно, выглядит вполне достойным доверия, но...
Лина отказалась продолжать эту мысль.
Она возьмет Ориона и поедет в поля Элизиума, чтобы души умерших видели богиню весны. Но и с ними ей следует держаться поосторожнее. Они должны знать, что Персефона заглянула в Подземный мир лишь на короткое время. Она может сказать им, что богиня весны будет продолжать заботиться о них оттуда, из Верхнего мира... и она может лишь надеяться, что настоящая Персефона действительно сдержит данное Линой слово.
Составление плана будущих действий улучшило настроение Лины, и она так углубилась в собственные мысли, что совершенно не заметила, как добралась до края леса, — но тут вдруг деревья кончились. Лина, растерявшись, огляделась вокруг, пытаясь понять, что случилось с пейзажем. Вокруг себя она видела лишь заросли травы и папоротника. А впереди лежала голая земля красновато-коричневого цвета, пересохшая и потрескавшаяся. Прямо перед Линой текла река кипящего пламени, ярко выделявшаяся на фоне чернильной темноты.
Лина задохнулась. Тартар... Она забрела на окраину ада!
«Развернись. Иди обратно».
Умом Лина понимала, что надо последовать указанию внутреннего голоса. Однако онемевшее тело отказывалось повиноваться.
А потом она услышала шепот, доносившийся из черноты за огненной рекой. Голоса тянулись к ней, как нити ненависти, сплетая сеть темных воспоминаний о каждой совершенной ошибке, каждой произнесенной лжи, каждом слове или поступке, причинившем боль другим. Смертная душа Лины кипела и бурлила. Лина стонала и пошатывалась под грузом собственных дурных дел. Она упала на колени.
Маслянистая тьма текла с берега огненной реки. Она тянулась к Лине усиками ненависти.
«Ты не богиня. Ты смертная женщина — средних лет, заурядной внешности... неудачлива в личных отношениях. Ни один мужчина не любил тебя. Да и с чего бы? Ты даже не можешь родить детей. Ты потерпела неудачу как женщина и как жена. Одиночество — вот все, что ты заслужила».
Душа Лины начала медленно отделяться от тела Персефоны, и Лина почувствовала, что рассыпается, растворяется...
— Гадес, ты должен выйти!
Даймону пришлось кричать, чтобы темный бог расслышал его в непрерывном грохоте металла. Гадес выпрямился и отер с лица пот.
— Что бы там ни было, разбирайся сам.
— Это умершие. Они просят встречи с тобой.
Лицо Гадеса угрожающе потемнело.
— Пусть подадут прошение, когда я буду в тронном зале.
— Не думаю, что надо ждать приемного дня, чтобы услышать, о чем они говорят, — настаивал Япис.
— Оставь меня в покое! Сегодня меня совершенно не интересует, что они там говорят.
Япис, не обращая внимания на взрыв ярости, посмотрел в глаза Гадесу.
— Они говорят, с Персефоной что-то случилось.
Гадес рванулся из кузницы, на ходу натягивая тунику. То, что он увидел за дверью, заставило его остановиться так резко, как будто он налетел на стену. Все ярусы садов были заполнены бесчисленными душами умерших. Они стояли молча, бок о бок: девочки, юные девы, матери, пожилые женщины, древние старухи...
Одна старуха и девица, которую Гадес узнал — она танцевала с Персефоной на лугу, — отделились от толпы и подошли к темному богу. Женщины почтительно поклонились. Старуха заговорила:
— Великий бог, мы пришли к тебе из любви к богине весны. Происходит что-то странное. Богиня не в себе.
— Мы видели, как она шла через лес, — сказала девица. — Мы звали ее, окликали по имени, но она нас не слышала и не видела.
— Как будто она умерла, — кивнула старуха.
Сердце Гадеса остро кольнул страх.
— Где вы ее видели в последний раз?
— Там. — Старуха и девица повернулись и разом вскинули руки, указывая направление.
Они показывали в сторону Тартара...
Темный бог зажмурился и глубоко вздохнул, стараясь совладать с собой. Он отрешился от голосов умерших и всем существом сосредоточился на Персефоне. Он нащупал нить, что связывала их души, нить, которая сообщила ему, когда богиня вошла в кузницу, а потом вышла. Похоже было, что эта нить готова вот-вот оборваться. Гадеса наполнил ужас.
— Приведи Цербера, — быстро приказал он Япису.
Даймон кивнул и исчез.
Гадес снова повернулся к призрачным женщинам.
— Вы правильно поступили, придя ко мне.
Старуха и девица склонили головы, и этот жест повторили бесчисленные призраки за их спинами. Гадес обвел взглядом лица, окружавшие его.
— Эвридика! Принеси мне что-нибудь из одежды Персефоны. Что-то такое, что она недавно надевала.
Но вместо того чтобы мгновенно повиноваться его приказу, призрачная девушка подошла к Гадесу. Посмотрев в глаза темному богу, она осторожно коснулась его руки.
— Ты должен привести ее обратно, Гадес. — Голос Эвридики звучал едва слышно.