Богиня весны - Страница 45

К оглавлению

— Я это запомню, — в ответ бросила Лина через плечо.

— Персефона отправилась за Эвридикой? — переспросил Гадес, глядя на даймона.

— Да.

Гадес беспокойно шагал по тронному залу.

— Орфей что-то скрывает. Его музыка зачаровывает, но слова звучат фальшиво. Маленький дух не хотел идти за ним.

— Согласен, господин, — сердито согласился Япис.

Гадес остановился.

— Тебе нравится Эвридика. — Это не было вопросом.

— Да, — кивнул Япис.

— Ты уверен?

— Эвридика рассмешила меня. А я не смеялся уже много тысячелетий.

— Ты понимаешь, что скрыто в ее сердце? — мягко спросил Гадес.

— Времени было слишком мало, к тому же она так молода, — беспомощно развел руками Япис.

Гадес кивнул.

— Да, понять женщин нелегко.

— Это верно.

— Принеси-ка мне шлем невидимости. Я пойду за Персефоной. Возможно, понадобится мое вмешательство, чтобы исправить эту ошибку.

На лице даймона отразилось облегчение.

— Спасибо, господин.

Взгляд Гадеса потеплел, он коснулся руки даймона.

— Тебе незачем меня благодарить, друг мой.

Япис подошел к столу, где лежал шлем невидимости. И решительно взял его. Как всегда, вес шлема удивил даймона. Ведь шлем выглядел таким изящным, и он действительно был таким, однако носить его было тяжело. Очень тяжело. Даймон принес шлем владыке Подземного мира.

Гадес взял шлем из рук даймона. И на некоторое время замер, размышляя.

— Япис, мне нужно, чтобы ты кое-что выяснил.

— Разумеется, господин.

— Проверь, появился ли недавно в полях Элизиума Аякс.

— Будет сделано, мой господин.

Темный бог кивнул. Потом быстрым движением надел шлем невидимости. Боль, в то же мгновение пронзившая его тело, была острой, мучительной. Гадес крепко сжал губы, готовый все вытерпеть Боль пройдет, напомнил он себе... ничто не дается просто так, бесплатно. Он глубоко вздохнул, справляясь с болью, и она отступила.

Япис наблюдал, как тело темного бога затрепетало, а потом исчезло. И сказал, обращаясь к пустоте перед собой:

— Приведи их обратно, господин.

Ответ Гадеса донесся до даймона уже с другого конца зала:

— Приведу...

Глава 14

Лина то прибавляла скорости, то немного замедляла шаг. Она не выпускала из виду спину Эвридики, но в то же время держалась на таком расстоянии, чтобы не слышать музыки Орфея.

— Он что, вообще не устает? — пробормотала Лина себе под нос.

Когда она обдумала всю ситуацию прояснившимся умом, уже не подверженным влиянию неотразимых мелодий, что наигрывал маг, замаскировавшийся под музыканта, ей нетрудно было увидеть то ли гипнотический, то ли наркотический эффект музыки Орфея; она одинаково воздействовала на все и всех, до чего и до кого доносилась. Умершие души, стремившиеся к полям Элизиума, останавливались, когда Орфей проходил мимо них. Цветы и деревья склонялись к музыканту. Лина поймала себя на том, что и сама глупейшим образом улыбается, когда оказывается близко к Орфею и слышит его голос.

— Ух... Он похож на слишком сладкий леденец. Поначалу кажется потрясающе вкусно, но очень скоро начинает тошнить, — сообщила Лина в пространство, утешаясь звуком собственного, абсолютно не гипнотического голоса и коротко кивая удивленным душам умерших, кланявшихся ей, когда она быстро проходила мимо. — Мне следовало быть поумнее. Надо было больше внимания обратить на Эвридику, а не таращиться на этого поющего парнишку. И нечего было так раздуваться от гордости после истории с Дидоной. — Лина, сердясь на себя, сильно прикусила нижнюю губу.

Небо над ее головой изменилось, и Лину вдруг пронзило тревожным холодком. Она слишком хорошо знала, что угасающий свет означал приближение темной дороги, по которой они с Эвридикой шли из Верхнего мира.

Лина приказала себе не думать о дурных снах и темноте. Если Эвридика намерена снова пройти через все это, то и она должна пройти.

Впереди послышался яростный лай. Потом далекая музыка стала громче, и грозные звуки сменились совершенно щенячьим повизгиванием. Лина покачала головой. Какого черта... она поморщилась от неудачного каламбура... но какого черта делает этот самый Орфей? Держась на достаточном расстоянии от его одурманивающего напева, Лина тем не менее прибавила шагу и наконец побежала ровной трусцой. Длинные ноги Персефоны уверенно несли ее вперед. Дыхание было глубоким и ровным. Лина довольно улыбнулась. Тело Персефоны было не только молодым, оно было еще и сильным и выносливым.

Дорога резко повернула влево, и Лина перешла на шаг. Впереди, прямо перед ней, путь преграждал чудовищный, невероятных размеров пес.

Тварь подняла голову и угрожающе рыкнула, уставившись на Лину. Лина моргнула, не веря собственным глазам, но картина осталась прежней.

— У этой чертовой штуковины три головы... — пробормотала Лина.

Чертова штуковина зарычала. Лина стиснула зубы. В конце концов, это просто собака. Ну да, самая большая собака в мире. И у нее — merda! — три головы. Тварь предупреждающе оскалилась. Из трех пастей капала слюна. Три пасти? Лина улыбнулась. Этот пес был всего лишь увеличенной версией ее Эдит-Анны, слюнявой, добродушной Эдит-Анны, только умноженной на три. Смех Лины заставил три пары ушей насторожиться. Лина быстро шагнула вперед, говоря таким тоном, каким она обычно разговаривала с собаками, — это весьма отличалось от ее «кошачьего» тона... кошки терпеть не могут, когда с ними говорят как с младенцами.

— До чего же ты большой и симпатичный зверь! — ласково сказала Лина.

Змееподобный хвост осторожно шевельнулся.